- Я справлюсь один. / - Знаю. Но ты не должен.
Название: "Подарок богов"
Автор: Nadya5
Фэндом: ориджинал
Рейтинг: NC-17
Статус: в работе
Жанр: romance
Размер: мини
Предупреждение: тентакли, слеш
Саммари: Акамине решает узнать о тайне своего рождения
Disclaimer: Все мое! Чес слово!
Автор: Nadya5
Фэндом: ориджинал
Рейтинг: NC-17
Статус: в работе
Жанр: romance
Размер: мини
Предупреждение: тентакли, слеш
Саммари: Акамине решает узнать о тайне своего рождения
Disclaimer: Все мое! Чес слово!
- Где? Иии!!! Он великолепен!!!
Акамине с досадой сунул руки в карманы и ссутулился. Проклятье, как же его это достало! Вот сейчас раздастся восхищенный вздох...
- Ах! – дружное выражение девчоночьего восторга.
Парень только скрипнул зубами и ускорил шаг.
И ведь как они смогли его рассмотреть?! Он же специально купил эту футболку и джинсы, которые были ему велики размера на три, и даже спрятал волосы под самой дурацкой панамкой, которую только смог найти. И, конечно же, солнечные очки в пол-лица, без которых он вообще не выходил из дома. Только, как выяснилось, смысла в этом не было никакого. Он только сошел с поезда, а эти глупые девицы уже облизываются на него, как на шоколадное пирожное с вишенкой. Хорошо, хоть удалось купить все билеты в его купе, и поездка прошла в приятном одиночестве.
Теперь об одиночестве можно только мечтать. Акамине дошел до ближайшей стоянки такси и договорился с водителем, чтобы тот довез его до гостиницы. Эту машину он выбрал только потому, что таксистом оказался маленький высушенный дедок, который вряд ли станет заливать ему на тему: «Юноша, какой вы прекрасный, как насчет продолжить нашу беседу в более укромном месте?»
Дедок что-то рассказывал, и Акамине почти не вслушивался в его слова, откинувшись на сиденье и вяло рассматривая мелькающие за окном улочки. Хорошо, что хоть интернет в этой дыре имеется, и парень еще в Токио забронировал номер в местной гостинице, можно будет сразу же закрыться в комнате и включить кондиционер. Провести ночь в отеле, а на рассвете уже можно будет отправиться к конечной цели его путешествия.
***
У Акамине была одна огромная проблема – он был слишком красив. Нет, он был великолепен, идеален, восхитителен. У него были темные, почти черные глаза, в обрамлении длинных густых ресниц, тонкий прямой носик, всегда словно чуть припухшие розовые губы и матовая, светлая кожа, настолько совершенная, что на ней не было даже родинок, не говоря уже о расширенных порах или прыщах. Еще у него были превосходные блестящие волосы, черные, как крылья воронов, и гладкие как шелк, спадающие по спине до самой талии. Если к этому прибавить его великолепную фигуру, высокий рост и белоснежные идеально ровные зубы, то вам станет понятна вся глубина его отчаяния.
Акамине был одинок. Так одинок, словно был единственным человеком на всей планете. Конечно, у него были друзья, и просто знакомые, которые его обожали и готовы были на руках носить за один лишь благосклонный взгляд колдовских черных глаз, а еще были любящие и заботливые родители, которые разрешали ему абсолютно все, и с которыми можно было обсудить любую проблему. Плюс к этому у него имелись сотни, а может и тысячи фанатов, после того, как он по глупости согласился поработать в модельном агентстве. Но это было совершенно не то, чего он хотел. Впрочем, Акамине и сам не знал, что ему нужно. Он мог часами глядеть на свое отражение, пытаясь понять, что же с ним не так. Почему он не мог долго смотреть на остальных людей? Неужели дело в его внешности? Или что-то с его зрением, которое мгновенно находило малейшие недостатки в облике окружающих, заставляя отводить глаза даже от лучших друзей и вздрагивать от случайных прикосновений? Почему он видел в близких людях только несовершенство черт, расширенные поры на лице, заусенцы или обкусанные ногти, неровные зубы, а не радость в их глазах и теплые улыбки?! Акамине сам себе пытался внушить, что это глупо, но ничего не помогало, и постепенно у него выработалась привычка во время разговора слегка опускать веки и чуть расфокусировать взгляд, словно он прямо сквозь кожу и кости черепа рассматривал некую точку в центре головы. На этот трюк его натолкнули 3D – картинки, на которые нужно глядеть определенным образом, чтобы из невнятных пятен и линий сложился объемный рисунок. Он проделывал обратное – мысленно превращал лица в размытые пятна, стирая с них малейшие дефекты. Но этот маленький фокус имел и отрицательное действие – из-за постоянных подобных тренировок, зрение Акамине, в детстве слегка ослабленное телевизором и компьютером, только улучшалось, тоже приближалось к совершенному, заставляя парня задумываться об операции, которая подарила бы ему сильнейшую дальнозоркость.
Акамине даже не догадывался, насколько сильное действие производит на окружающих. Если кто-то и не был сразу же сражен его внешностью, то чуть рассеянный взгляд, словно бы принадлежащий разбуженному древнему божеству, делал свое дело, заставляя терять голову от любви. Акамине бы искренне удивился, узнав, сколько человек в него влюблены, но все равно не смог бы никому ответить взаимностью. Даже когда он работал моделью, и его окружало множество красивых девушек и юношей, парень в каждом из них ухитрялся найти какой-то недостаток.
Единственными людьми, на которых не распространялось это странное отторжение, были его родители. Акамине был единственным и долгожданным ребенком в семье, поэтому они души в нем не чаяли. Его мама была из очень богатой семьи, она могла бы вообще не работать, но ее любимое хобби – рисование иллюстраций к детским книгам - начало приносить неожиданно большой доход и известность в определенных кругах. Сейчас она владела собственным издательством, выпускавшим, в основном, детские книги и мангу, и не собиралась останавливаться на достигнутом. Его отец вот уже почти двадцать лет был одним из самых популярных писателей в Японии, и его книги пользовались бешеным спросом. Родители познакомились на каком-то приеме, и поняли, что это любовь с первого взгляда. Они поженились уже через месяц, хотя их семьи были категорически против этого неравного брака. Но молодые люди уже тогда были полностью самостоятельными и вполне обеспеченными, и отсутствие благословения их ничуть не смутило и не нарушило планов совместной жизни. Несколько лет они были абсолютно счастливы. А потом все чаще и чаще стали задумываться над тем, чтобы завести ребенка. Но результаты исследований показывали, что о собственных детях им можно было забыть и пора бы начать готовить документы на усыновление. Спустя десять лет, когда они уже почти отчаялись, объездив все самые современные клиники и самых продвинутых колдунов, отец, обрабатывая материалы для своего нового исторического романа, случайно натолкнулся на описание храма, в котором якобы обитает божество, выполняющее самые заветные желания, если они искренни и никому не принесут вреда.
Наступила пора цветения сакуры, когда будущие родители Акамине решились, наконец, на усыновление. Но перед этим ответственным шагом они решили все-таки посетить древний храм и попросить у богов удачи.
Акамине с детства слушал сказки о том волшебном месте, где сам воздух пропитан могущественным колдовством, о старинном храме, словно бы начертанном художником на тончайшей бумаге, спрессованной из лепестков цветов, о целебных источниках, бьющих среди зеленых холмов, и о добрых духах, покровительствовавших святилищу с незапамятных времен. Но, как бы там не было, через девять месяцев после посещения храма, родился он сам, и даже если никто больше не слышал об этом чудесном божестве, его сила явно подействовала, и родители всегда называли Акамине подарком богов.
Так же было и с пониманием. Как можно не разговаривать с родителями, если ты с детства привык, возвращаясь вечером из школы, садиться на диван между матерью и отцом, и рассказывать о своих делах, учебе, друзьях? Или слушать завораживающие истории отца, ткущего волшебную паутину из слов и мыслей, общих для них троих, в то время как мама своими чуткими пальцами нежно перебирает твои волосы, заплетая их в тяжелые косы.
Единственной проблемой в его жизни была собственная внешность. Ему нравилось внимание окружающих, но до определенных пределов. До тех пор, пока они не решали подобраться поближе. Поэтому всю свою сознательную жизнь Акамине создавал образ «снежной королевы», подпуская к себе только самых близких друзей. Для остальных он был жутко притягательным, но одновременно пугающим идолом с легкой полуулыбкой на губах и затягивающим гипнотическим взглядом. Было бы ложью сказать, что парень ненавидел свою внешность, ему определенно нравилось то, что он видел в зеркале или на фотографиях. И волосы он начал отращивать только потому, что жалко было их отрезать, слишком уж приятными они были на ощупь и слишком красиво переливались на солнце. Не то чтобы он как-то поддерживал свой внешний вид, скорее просто не делал ничего, что могло бы ему навредить, старался по мере возможностей правильно питаться и занимался спортом. Хоть он и считал внешность проблемой, но ни за что не согласился бы что-то в себе изменить, или потерять хоть один сантиметр из отведенных ему природой ста восьмидесяти, пусть он и был намного выше большинства своих одноклассников и друзей.
Но, если хорошенько подумать, проблема, скорее всего, заключалась в его хорошем зрении, а если подумать еще немного, то в завышенном уровне притязаний. Акамине сам признавал, что эгоистичен и избалован, правда, только слегка, совсем не чрезмерно. В конце - концов, он имел на это полное право, все-таки он превосходит многих людей и в учебе, и в спорте, и внешностью. Вот только от всех этих размышлений легче ему не становилось. Он издали с завистью смотрел на целующиеся парочки, но стоило им оказаться ближе, как он с отвращением отворачивался. Господи, они что, не видят друг друга? Да как вообще это можно брать в рот?!
Именно поэтому в свои девятнадцать лет он все еще оставался девственником. Секс – это ведь прежде всего удовольствие, а о каком удовольствии может идти речь, если вздрагиваешь при виде возможного партнера?! Конечно, можно закрыть глаза или выключить свет. Но обоняние, осязание и слух ведь не отключишь. Темнота – действительно друг молодежи, если бы не она, Акамине вряд ли бы вообще целовался. Это даже можно было назвать сексуальным опытом, слишком со многими людьми он перецеловался, вряд ли нашелся бы хоть один человек, который не мечтал зажать его в темном уголке. Когда Акамине еще не дорос до своих метра восьмидесяти, и был просто невероятно красивым милым ребенком, к нему постоянно липли какие-то извращенцы, так что мальчик наслушался самых невероятных предложений, вряд ли выполнимых даже с точки зрения физики и анатомии. Обычно хватало одного презрительного взгляда черных глаз, чтобы неудавшийся соблазнитель впал в легкий ступор, мгновенно забывая обо всем. Хотя вряд ли такой трюк прошел бы с настоящими маньяками, но, к счастью, мальчику приходилось сталкиваться только с озабоченными старшеклассниками.
Акамине как-то лет в четырнадцать встречался с девушкой, и даже продержался целую неделю. Юико была старше его почти на два года... Ему нравился звук ее голоса, звонкий смех, запах духов, изящный силуэт в солнечном свете, густые волосы, собранные в два дерзких хвостика, манера одеваться, которая подразумевала под собой невероятное количество побрякушек, цепочек, фенечек и колечек. Все свободное пространство, не занятое украшениями, было облеплено маленькими круглыми значками. Это было крайне удобно, разговаривая с ней, Акамине обычно крутил в руках какой-нибудь из ее кулонов, или рассматривал черно-розовые узоры на ухоженных ногтях, избегая смотреть на ее лицо. Издалека она была симпатичная, даже очень, но когда она сидела рядом, взгляд парня словно сам собой переползал на ее одежду или пальцы, постоянно находившиеся в движении, словно она общалась с их помощью. Акамине физически не мог видеть тонкий шрамик на ее левой щеке, мелкие складки вокруг глаз и рта, образовавшиеся от того, что она постоянно улыбалась, несколько крошечных черных точек по контуру ее губ... Но это было еще терпимо. Он просто назначал ей свидания поздно вечером, когда на улице уже темнело, или договаривался о встрече в ночном клубе, или в любом другом месте с приглушенным освещением. У них даже почти дошло дело до секса, когда она пригласила его к себе домой. Комната, слабо освещенная ароматическими свечами, большая кровать с шелковыми простынями... Юико приложила максимум усилий, чтобы его соблазнить, это было даже как-то лестно. Все было просто великолепно, пока они не перешли к более активным действиям. Юико громко стонала, отзываясь на его прикосновения, и с шумом втягивала воздух сквозь зубы, когда он задевал ее соски. На Акамине эти звуки действовали, словно скрип гвоздя по стеклу. Вы пробовали заниматься сексом, зажмурившись, заткнув уши и почти не прикасаясь к партнерше? Так вот Акамине уже думал, что ему придется совершить этот подвиг, но его спас мобильник, в самый ответственный момент заоравший на всю комнату: «Мein herz brennt!!!»
Он еще никогда не любил с такой силой группу Rammstein, песня которой неведомым образом закралась на его телефон. И никогда еще не обожал так собственную маму, которая просто решила уточнить, во сколько он вернется. Акамине подхватил свои вещи и уже из коридора прокричал, что его срочно ждут дома, и задержаться он никак не может.
Из-за своего внешнего вида и, чего уж скрывать, некоторой наивности, парень частенько попадал в подобные ситуации. Менялись девушки, комнаты, постели, ситуации, но постоянно находилось что-то, что просто выводило его из себя – звуки, запахи, ощущения. Партнерши или говорили не то, или делали не так, смотрели с немым обожанием, ласкали так, словно почесывали перышком, и Акамине покрывался мурашками из-за щекотки. Но одним из самых ярких его впечатлений стало огромное зеркало над кроватью Рюрики. Зря он все-таки посмотрел вверх, лучше бы просто закрыл глаза. В тот раз он чуть не умер от хохота. Да еще и длинные вьющиеся волосы Рюрики попали ему в рот, едва не задушив окончательно. Но отражение в зеркале было просто убийственным, он в жизни не видел ничего смешнее. Тем не менее, каждый раз ему удавалось ускользать из щекотливых ситуаций почти без потерь.
А потом он, наконец-то, научился говорить нет. Хватит с него негативного опыта, надоело, что его пытаются использовать для получения удовольствия. Но все его «приключения» сделали свое дело, создав ему славу секс – символа, ведь ни одна девушка не могла признаться, что ей не удалось переспать с самым симпатичным парнем в Японии. Даже у его друзей сложилось впечатление, что он переспал с половиной школы, а потом и университета.
Единственными, кто знал всю правду о нем, были родители. Не то чтобы он рассказывал им вообще все, но парочку случаев пересказал. Они посоветовали ему не переживать по этому поводу, и подождать, пока он по-настоящему в кого-нибудь влюбится. Ведь, как известно, любовь смотрит не глазами, но сердцем. И тогда все его проблемы решатся сами собой.
Время шло, а Акамине по-прежнему оставался один. Он ужасно завидовал своим родителям, глядя, как они держатся за руки, гуляя по парку, как понимают друг друга без слов, и весь остальной мир для них словно исчезает. Он мечтал, чтобы и для него нашелся человек, который заставит его сердце биться чаще, а глаза – сиять от счастья. Акамине словно притягивал к себе людей одной рукой, и тут же отталкивал второй, не в силах вынести их присутствия рядом, причинял боль им, и мучился сам.
Акамине никому из своих друзей не сказал, куда направляется, было как-то неловко признаваться в том, что он отправляется чуть ли не в другой конец страны из-за услышанных в детстве сказок. Поэтому и решил ехать один. Билет на самолет, еще один - на поезд, и вот он уже готов пуститься навстречу одному из самых захватывающих путешествий в своей жизни. Впрочем, он три раза пожалел об этом опрометчивом решении уже через несколько часов после того, как сел в самолет, и еще раз пятнадцать, после того, как сошел с поезда.
***
Акамине проснулся от звуков будильника, который он настроил на пять часов утра. Ксо... как же встать-то тяжело... Уронив голову на подушку, парень уже совсем было решил забить на этот чертов храм, но сила воли в кровавой схватке все-таки одолела лень, поставила ее на колени и порубила на мелкие куски. Пришлось подниматься с теплой кровати и тащиться в ванную. Там Акамине полюбовался на свою слегка ошалевшую от недосыпа физиономию, умылся и почистил зубы. Легче не стало, спать хотелось по-прежнему, а глубоко внутри как будто что-то дрожало, словно туго натянутая струна. Парень оделся и вышел на улицу, поежившись от холода. Как это вообще может быть, чтобы днем стояла удушающая жара, а рано утром – чуть ли не мороз, так что даже было видно белый пар от дыхания?
Жалко, до храма нельзя было добраться на такси: во-первых, положено ногами идти, а во-вторых, он уже давно заброшен, и туда никто не ходит, так что даже дороги нормальной нет. Так странно было идти по непривычно узким, словно вымершим в этот час, улочкам маленького городка. В Токио всегда горели огни, шумели машины, шли по своим делам люди. Акамине ускорил шаг, почти перейдя на бег, этот сонный городишко уже одним своим видом наводил на него тоску. Все-таки, Токио – лучший в мире город, что бы там ни говорили о перенаселенности, преступности и плохой экологии.
Акамине свернул за угол трехэтажного здания и неожиданно оказался на свободном от построек пространстве. От этого внезапного контраста перехватило дыхание. Из этой точки был виден сам храм – темное пятно на одном из самых высоких холмов. Ну, холмы, не холмы, Акамине скорее назвал бы их маленькими горами. И от мысли о том, что ему придется на эти горы подниматься, резко поплохело. Родители не говорили, что дорога будет такой трудной, да и фото со спутника, которые он нашел в Интернете, не давали полной картины.
Но Акамине не привык сдаваться на полпути, поэтому сделал первый шаг из нескольких тысяч шагов, предстоящих ему в ближайшем будущем.
Почти пять часов спустя Акамине блаженно растянулся на зеленой прохладной траве. Легкий ветерок раскачивал перед его лицом луговые цветы, по изумрудному стебельку полз блестящий жучок, а в воздухе витал аромат знойного дня и нагретой солнцем земли.
«Действительно, волшебное место... Я чудесным образом устал, как собака», - подумал парень, не в силах пошевелить и пальцем.
Еще даже полдень не наступил, а жара стояла невероятная. С учетом того, что идти пришлось в гору... сейчас Акамине размышлял на тему, насколько эстетично будет смотреться его труп в этом окружении. Из вещей у него остались только закатанные до колен джинсы, панама и полбутылки воды. Куртку он бросил почти в самом начале пути, вскоре за ней последовала и футболка. И, несмотря на это, пот стекал с него просто ручьями, дыхания не хватало, а парень-то раньше думал, что находится в отличной физической форме. Он сам удивлялся, почему эта дорога его настолько вымотала.
До вершины оставалось совсем немного и, повалявшись в траве еще с полчаса, Акамине нашел в себе силы подняться и идти дальше. По дороге ему попался ручеек с удивительно чисто и прохладной водой. Юноша с удовольствием окунул в него руки и умылся. Сразу стало легче, и он пошел по берегу, в надежде отыскать источник. Им оказалось маленькое озерцо, почти идеально круглое и удивительно глубокое для своих размеров. Акамине мигом скинул оставшуюся одежду и залез в прозрачную воду.
Как все-таки мало надо человеку для абсолютного счастья! Просто заставьте его несколько часов тащиться по жаре неизвестно куда, и когда он уже будет умирать от усталости, предоставьте в его полное распоряжение большую емкость с прохладной водой. И все. Этого достаточно, чтобы почувствовать себя повелителем мира.
Акамине загорал на плоском горячем валуне, опустив ноги в озерцо, и смотрел на редкие проплывающие в небе облака. Он, кажется, впервые в жизни оказался в такой тишине. Слышно было только, как шелестит под ветром трава и журчит ручей. Уши словно требовали привычного шума машин или хотя бы плеера, но ни того, ни другого поблизости не наблюдалось.
Акамине неожиданно почувствовал, как нечто скользкое и даже более холодное, чем вода, коснулось его ступни. Он резко сел, поджав ноги, и всмотрелся в темную глубину. Сначала ничего не было видно, а потом в озере что-то блеснуло. Парень замер, стараясь не двигаться и дышать как можно тише. Там явно кто-то шевелился. Спустя пару минут Акамине с облегчением выдохнул. Оказалось, что его так испугали золотые рыбки, неведомым образом занесенные в этот крошечный водоем.
Солнце стояло прямо над головой, и огромные серо-коричневые глыбы, местами поросшие мхом, совсем не давали тени. Акамине едва ли не физически ощущал давление солнечного света на кожу. Невдалеке виднелись стены храма, и он решил укрыться там и подождать, пока жара не пойдет на убыль.
Вблизи храм его сильно разочаровал. Полуразрушенное здание, серое в черных потеках дерево, местами покрытое разноцветными лишайниками. Странно было, что святилище настолько запустили, надо было бы поспрашивать местных, почему это место пользуется такой непопулярностью. Акамине толкнул дверь, на которой еще видны были вырезанные мифические существа, подозрительно смахивающие на покемонов. Створки протяжно заскрипели под его нажимом и подались. Солнечные лучи, впервые за долгие годы, хлынули внутрь, пронизывая густую непроглядную темноту, царившую в помещении. Множество узких прямоугольных окон, заклеенных полуистлевшей бумагой, испещренной странными знаками, оказывается, совсем не пропускали свет. Неожиданный порыв затхлого воздуха вырвался откуда-то из глубин храма, обдув Акамине и заставив закашляться. Парню показалось, что это само здание вздохнуло и затаилось, ожидая его дальнейших шагов. По позвоночнику поползли мурашки от страха. Акамине вдруг разозлился на самого себя и, затолкав поглубже инстинкт самосохранения, вопивший об опасности, переступил порог.
Ничего не случилось, даже половицы не скрипнули под его кроссовками. Солнечный свет, проникавший сквозь дверной проем, образовывал на полу вытянутый желтый прямоугольник, словно расстеленная циновка, так и приглашавшая войти внутрь. Каждый шаг Акамине сопровождался маленькими смерчами пыли на полу. Юноша нерешительно замер на границе между тьмой и светом как раз там, где заканчивалась солнечная дорожка. Его глаза постепенно привыкали к полумраку, и он смог различить у противоположной стены какое-то возвышение и стоящую на нем скульптуру. Что-то особенное было в ней, словно давно знакомое, но сейчас забытое, или приснившееся во сне. Акамине показалось, что он уже видел где-то эту позу, напряженные вытянутые руки...
Новый сильный порыв воздуха заставил его покачнуться и отступить назад. Двери с громким стуком захлопнулись, внезапно погрузив помещение в черную тьму. Сердце Акамине замерло от ужаса, ему показалось, что земля ушла из-под ног, и теперь он сам падает и исчезает в беспросветной темноте, словно гаснущая звезда. А вокруг него продолжал бесноваться ветер, сдувая с пола и стен пыль и паутину, остро царапая кожу песчинками, взметая чуть влажные распущенные волосы. Юноша хотел закричать, но не мог из-за ветра и только закрывал лицо руками, пытаясь укрыться от хлещущих струй воздуха.
Акамине вдруг показалось, что за ним наблюдают сотни внимательных глаз, он давно привык к этому ощущению и не мог спутать его ни с чем другим. Со всех сторон неожиданно раздался странный шепчущий звук, который все нарастал и нарастал, пока не превратился в тихий шелестящий смех.
- Ты все-таки пришел... – едва различимо, на самой границе слышимости, тихий хор множества голосов.
***
Ветер постепенно стихал, и Акамине смог открыть глаза. И сразу же понял, что никакого смеха не было, это просто листы бумаги с шуршанием отклеивались от окон и падали на пол. Солнечные лучи, словно сияющие клинки, один за другим пронзали почти осязаемую тьму, и вдруг стало настолько светло, что юноша снова зажмурился. Когда он проморгался, выяснилось, что ветер сдул с пола всю пыль и теперь деревянные, словно полированные доски, мягко поблескивали, а на стенах оказались яркие фрески со сценками из истории средних веков. Теперь обстановка разительно отличалась от первоначальной, стала приветливой и теплой. Акамине недоумевал, как мог настолько перепугаться только от того, что дверь захлопнуло сквозняком.
Деревянная статуя на резном постаменте вновь завладела его вниманием. Сейчас ее легко можно было рассмотреть. Мужская фигура, обнаженная выше пояса, одна рука вытянута вперед и чуть вниз, словно приглашая коснуться, длинные, до пояса волосы, запрокинутая вверх голова, так что видно только подбородок и кончики длинных оскаленных клыков. И еще хвосты, то ли лисьи, то ли волчьи, так много, что сразу и не сосчитаешь.
Акамине почему-то показалось необычайно важным увидеть его лицо. Для этого ему пришлось бы залезть на возвышение, которое не выглядело таким уж крепким. Но сейчас парню было все равно, что это дурацкая затея, а может, и вовсе святотатство. Он подтянулся на руках, и закинул одну ногу через низенький резной бортик, а потом и вторую. Акамине медленно поднялся, слыша, как под его ногами тревожно поскрипывают доски. Он оказался одного роста со статуей и несколько секунд в шоке всматривался в собственное искаженное хищной гримасой лицо, вырезанное из темного, потрескавшегося от времени дерева.
Раздался громкий треск, и прогнившие доски, не выдержав нагрузки, рухнули вниз. От удара об пол Акамине сильно прикусил язык, и во рту появился вкус крови, в остальном он почти не пострадал - трухлявое дерево слегка смягчило падение. А вот статуя пострадала сильнее, и в буквальном смысле развалилась на куски, и теперь среди кучи щепок невозможно было определить даже отдельные фрагменты.
Акамине встал и с досадой отряхнулся. Стоило ему найти хоть что-то интересное, как оно тут же рассыпалось в прах. И совета теперь просить не у кого, вряд ли божество ему поможет, после того, как он разломал его статую. Надо сваливать отсюда поскорее, пока еще что-нибудь не обвалилось. Отличная вышла поездочка, ничего не скажешь!
Юноша повернулся к выходу, и уже сделал один шаг к двери, как почувствовал, что-то теплое коснувшееся его запястья. Резко остановился и уставился на телесного цвета щупальце, деловито обвивавшееся вокруг его руки. Акамине настолько удивился, что даже не стал вырываться.
Этого просто не может быть! Он же не героиня какой-нибудь хентайной манги!!! Возможно, он просто слишком сильно ударился головой во время падения, и сейчас его посетили самые глючные в мире видения... Надо только сделать вид, что ничего не видишь, тогда они обидятся и уйдут.
Тем временем, к первому щупальцу присоединилось второе и перехватило правую руку, затем и третье, обвившееся вокруг талии. Они выскальзывали из пролома, образовавшегося в постаменте, на котором прежде стояла статуя, и с каждой минутой их становилось все больше и больше.
Акамине почему-то совсем не было страшно, он совершенно спокойно пытался оторвать от себя обнаглевшие тентакли, которые на ощупь оказались ровными и чуть бархатистыми, а по цвету точно совпадали с его собственной кожей. Запаниковал он только тогда, когда они попытались расстегнуть на нем джинсы, и начал активнее вырываться. Стоило оттолкнуть от себя один отросток, как его место тут же занимали сразу три. Те, что обвивались вокруг его рук и талии, были самыми толстыми, остальные в диаметре были не больше пальца. Впрочем, в ловкости они явно превосходили человеческие руки, и парень быстро остался без одежды. Он хотел закричать, ну или хотя бы выругаться, но одно из щупалец настойчиво пыталось проникнуть ему в рот, поэтому он только крепче сжимал губы и мотал головой, пытаясь отвертеться. Но когда сразу несколько отростков обвились вокруг его члена, а самый тоненький начал проталкиваться внутрь узкого канала, он просто заорал и тут же захлебнулся собственным криком, из-за того, что щупальце все-таки забралось ему в рот, и тут же выскользнуло обратно, со следами крови из прокушенного языка. Оно втянулось назад внутрь пролома, но Акамине уже не заметил этого. Он пытался вытащить из себя этот тонкий отросток, но тентакли на его руках внезапно стали словно стальными и вздернули его кисти вверх, лишив возможности двигать руками. Парень сходил с ума от ощущения чего-то двигающегося и живого внутри себя, это было омерзительно, унизительно, отвратительно, но его тело имело свое мнение по этому поводу и предательским образом реагировало на вторжение. Еще два крупных щупальца обвились вокруг его щиколоток, заставив раздвинуть ноги.
Из провала показался еще один отросток, самый толстый, темно-розовый, с острым подвижным кончиком и весь покрытый какой-то слизью. Акамине сразу понял, что сейчас произойдет, и это было для него уже слишком. Он забился в истерике, пытаясь вырваться из живых оков, едва не выворачивая себе суставы. Тентакли даже замерли, будто удивляясь, что это с ним творится, и стали ждать, пока он устанет и перестанет дергаться. Прозрачная тягучая капля упала на пол с застывшего в воздухе отростка, когда юноша последний раз всхлипнул и обессилено повис в удерживающих его щупальцах.
Когда что-то теплое и скользкое коснулось его ануса, он смог только застонать и сжаться в ожидании боли. Но больно почти не было, зато было крайне противно, когда отросток толчками, то вытягиваясь и истончаясь, то сокращаясь и утолщаясь, в буквальном смысле слова стал медленно проползать внутрь его тела, пока не достиг какой-то точки, от прикосновения к которой юношу словно ударило током. После этого действия щупальца сосредоточились исключительно на ней одной, оно то двигалось, при каждом толчке задевая простату, то шевелило только острым кончиком, целенаправленно ее массируя.
Кажется, Акамине кричал, по крайней мере, горло у него после этого болело. Хотя точно он был не уверен. Ему казалось, что все самые сильные и порой неприятные ощущения, которых в своей повседневной жизни он старательно избегал вот уже многие годы, собрали в одно и разом насильно запихали в него. Слишком жестоко, слишком волнующе, слишком возбуждающе, слишком отвратительно... Перед глазами потемнело, а тело словно разорвало на клочки и одновременно сжало в одну точку. Он почти потерял сознание, но все же почувствовал, как тентакли осторожно уложили его на нагретый солнцем пол, и старательно собрали с кожи все следы спермы, стараясь не потерять ни капли жидкости, которую они с таким трудом добыли.
Акамине обессилено лежал на деревянных досках, пытаясь снова научиться нормально дышать. По телу изредка пробегали слабые судороги, заставляя его вздрагивать. Он не сразу ощутил, что одно из щупалец мягко поглаживает его по голове, словно пытаясь успокоить.
«Сначала оттрахали, чуть ли не до смерти, а теперь утешают!» - он раздраженно оттолкнул от себя отросток и свернулся клубком.
Хотелось сбежать отсюда как можно скорее, но в таком состоянии он и с пола подняться бы не смог. Наверное, он даже уснул там от слабости или был в обмороке, но очнулся он от треска, с которым ломались доски постамента, на котором прежде стояла статуя. Что-то просто огромное появлялось из темного провала, а тентакли услужливо убирали с его пути щепки и раздробленные деревяшки.
Акамине вскочил на ноги, голова слегка кружилась, но вполне терпимо, а в остальном все было почти в порядке. Он уже вполне мог смыться, но кое-что увиденное заставило его в шоке замереть.
Акамине пораженно смотрел на мокрые волосы, почти достающие до пола, такие светлые, что казалось, будто на них просто не хватило пигментов, на стройное тело, передвигаемое по воздуху щупальцами прямо на него. Акамине оставалось только или отойти в сторону, или протянуть руки и поймать его, что он и сделал. Тентакли выпустили безвольное тело, и юноша был вынужден прижать его к себе, чтобы не дать упасть. У него оказалась ровная, гладкая на ощупь и без единой родинки кожа. Внезапно существо в его руках захрипело и согнулось от кашля. Акамине сел на пол, чтобы удобнее было его держать. Он не выпускал из рук судорожно выгибающееся тело, пока оно не замерло в изнеможении, шумно дыша.
Акамине осторожно отвел от склоненного лица слипшиеся сосульками волосы и приподнял его за подбородок, чтобы рассмотреть. При взгляде на него он забыл, как дышать, его всего бросило в жар. Пожалуй, он в жизни не видел ничего более завораживающего и прекрасного. Тонкий прямой носик, чуть припухшие губы, слипшиеся стрелочки черных ресниц...
Ни одна фотография, ни одно видео никогда не могло передать всю его красоту, даже отражение в зеркале было всего лишь плоским миражом. Поэтому, глядя сейчас на собственное объемное изображение, живое и настоящее, он испытывал такое потрясение. Акамине сам не знал, сколько времени провел, просто смотря на это совершенное лицо. Он пришел в себя, только когда создание в его руках открыло глаза. Серебряные, холодные, переливающиеся, словно осколки льда, и он просто утонул в этих сверкающих омутах, чувствуя, как его затягивает все глубже и глубже.
Розовые губы внезапно приоткрылись, и с них сорвался тихий стон, потом еще один, светловолосая голова запрокинулась и, потеряв зрительный контакт с этими глазами, Акамине снова вернулся в реальность. Он не сразу понял, что происходит с его двойником, почему тот стонет и выгибается, стараясь прижаться теснее, пока не заметил тентакль, скользящий между его ног. Существо, так похожее на него самого, явно было крайне возбуждено, и извивалось в его руках, терлось об него всем телом, на что сам Акамине реагировал недвусмысленным образом.
Казалось, кто-то решил подарить ему подарки за все пропущенные ранее дни рождения, и собрал в одном предмете все самое прекрасное и привлекательное, и теперь буквально сунул ему в руки, но забыл об инструкции к применению. И сейчас Акамине просто терялся, не зная, что делать. Ведь это существо только что роди... эээ, то есть вылупилось, и если он даст волю своим желаниям, то не повредит ли он ему? Но обстановка что-то не располагала к размышлениям, так как это чудо сидело у него на коленях, извивалось и постанывало. Юноша решил ему помочь и вытащил из его тела скользкое щупальце. От этого двойник обиженно захныкал и беспокойно заерзал, цепляясь за его плечи. Это стало последней каплей, крыша Акамине сделала ручкой и скрылась в неизвестном направлении, прихватив с собой тормоза, которые до этого дня еще никогда не подводили своего хозяина.
Акамине приподнял сидевшее на нем прекрасное создание и помог опуститься вниз под нужным углом. Он старался сделать все как можно медленней, но его двойник резко выгнулся, сразу принимая всего целиком, и вскрикнул. Юноша испугался, что сделал ему больно, но тот начал нетерпеливо извиваться, покачивая бедрами.
«Так вот почему люди занимаются сексом...» - на этой конструктивной мысли и закончилась его рассудочная деятельность, уступив место инстинктам и рефлексам.
Спустя продолжительное, ОЧЕНЬ продолжительное время Акамине лежал на спине, крепко прижимая к себе свое сокровище, устроившееся сверху, было тяжеловато, но он в жизни бы не согласился расцепить объятия. Отдышавшись, это самое сокровище перекатилось на бок, чтобы удобнее было смотреть, и принялось с любопытством изучать его тело на ощупь. Парень перехватил шаловливые ручки, когда они забрались слишком уж далеко. Он был совсем не против этого исследования, но еще один раунд, и он скончается прямо здесь от истощения. Правда, умрет он самым счастливым человеком на Земле, но даже такая смерть пока не входила в его планы. Поэтому он отвлек это непосредственное создание поцелуем. Оно явно оценило новый вид удовольствия и с энтузиазмом принялось за постижение всех премудростей. Акамине, с его богатым опытом в области филематологии, многому мог его обучить. Его двойник оказался крайне способным учеником, так что через несколько минут уже его самого зацеловали до звездочек перед глазами.
Окончательно утомившись, блондин сладко зевнул и почти мгновенно отключился, а у Акамине впервые за все время, с тех пор, как он тут оказался, появилась возможность все обдумать.
Итак, что он имеет? Имеет... какое многообещающее слово... Мысли снова сбились не туда, но юноша усилием воли вернул их в прежнее русло. Он приехал сюда, жалуясь на то, что все еще ни разу не занимался сексом, и что хочет влюбиться, но не в кого. Ну... желания его исполнились. Как ни посмотри, а девственности его лишили качественно, причем даже в тех местах, о которых он и не подозревал. И объект для любви ему дали безупречный, причем парень с первого взгляда на его – свое – лицо понял, что пропал. Только одна маленькая загвоздка – он точно не человек. Можно было бы назвать его клоном, генетический материал Акамине у того монстрика с щупальцами имелся. Но как тогда объяснить то, что юноша сам похож на статую, которая тут стояла?
Черт... надо было спрашивать у родителей о своем зачатии, а не о рождении. Хм, это было бы забавно, Акамине просто не мог воспринимать их в таком ключе, хотя мама частенько с таинственным видом утаскивала отца в спальню или звала того потереть ей спинку в ванной. Кто их знает, может они и правда там просто мочалками друг друга терли в течение получаса? Благо, звукоизоляция в их доме была отличная, и никаких подозрительных звуков оттуда не доносилось.
Так о чем же они все-таки думали, когда шли в этот храм? Какое желание загадывали? Просто ребенка или самого прекрасного на свете младенца? Хотя, может, и не в них дело. Просто божества умеют делать людей только по собственному образу и подобию... Тогда... получается, он и сам не совсем человек!
«Проклятье, - Акамине нахмурился от этой мысли, но, взглянув на умиротворенное лицо лежащего рядом существа, передумал и улыбнулся. – Сугой! Я нечто, более совершенное, чем остальные люди. И всегда об этом подозревал, только не мог понять, почему они кажутся мне такими небезупречными».
А еще сейчас юноша точно знал, что теперь никогда не будет один, ведь они с ним в прямом смысле этого слова созданы друг для друга.
Косые солнечные лучи, падающие в узкие окна, заливали золотым сиянием две фигурки, спящие на деревянном полу, перевитые друг с другом черные и белые пряди, сплетенные пальцы рук. Невидимое божество стояло над ними и смотрело на два своих отражения в мире людей. Оно еще помнило одно из своих человеческих перерождений. С тех пор люди мало изменились, остались такими же жадными, алчными, жестокими, злобными... За сотни лет, что стоял храм, через эти двери прошли тысячи страждущих, но среди них было лишь несколько десятков тех, кто действительно просил о чуде, а не о мести или разрушении. Что случилось с теми, кто пришел сюда с ненавистью и жаждой убийства в сердце? Да ничего такого... Зато у китсунэ собралась замечательная коллекция кимоно и доспехов, а еще черепов, их уже просто ставить было негде.
Те мужчина и женщина, которые пришли сюда двадцать лет назад, отличались от остальных. Китсунэ был приятно удивлен окружавшей их аурой, поэтому так расстарался, выполняя их самое заветное желание. И вот сейчас перед ним результат его трудов.
«Конечно, человеку не досталось ни моих замечательных огненных волос, - демонический лис коснулся своих роскошных прядей, - ни шикарных хвостов, мех на которых такой удивительно нежный и гладкий, но все равно, получилось неплохо».
Не мог же он теперь оставить свое прекрасное создание несчастным и одиноким? Пришлось создать еще одно отражение, только цвет волос поменял, чтобы самому их не путать. Оба довольны, и самому лису развлечение.
А самолюбие не порок. Если ты настолько прекрасен, то вполне можешь считать себя выше остальных. Китсунэ до сих пор так считал, хотя именно из-за собственного эгоизма его и вынудили торчать в этом храме, выполняя глупые человеческие желания. Но осталось совсем недолго, а эти двое еще не раз скрасят ему остаток заточения.
Блондин повернул голову и по слогам произнес:
- А - ка – ми – не.
Оба одновременно засмеялись, вспомнив, как Широичи учился говорить. Конечно, всему остальному его тоже пришлось обучать, но, например, ходить он начал в первый же день, а самостоятельно завязывать шнурки – на пятый. Труднее дело обстояло с процессом социализации, в лучшем случае, Широичи считали человеком без комплексов, а Акамине уже устал объяснять ему, что не надо так явно его лапать прямо на улице. Потом смирился и просил делать это хотя бы незаметно для окружающих. И вообще, он просто не мог ему ни в чем отказать, впрочем, попробуй отказать, если мысли чаще всего им в головы приходили одинаковые, а Широичи не стеснялся их не только высказывать, но и воплощать в жизнь.
Как бы там ни было, сейчас Акамине был абсолютно счастлив. Он был искренне и страстно влюблен, так сильно, как человек может любить только самого себя. Ему отвечали тем же, пожалуй, даже более экспрессивно и раскованно.
Они часто приезжали к храму и останавливались на несколько дней в маленьком домике, недавно построенном на берегу круглого озера. Да и само святилище буквально пришлось отстраивать заново, и теперь оно поблескивало свежим лаком и светлым деревом. Денег на это ушло немало, хорошо, родители помогли. Акамине помнил, с каким трудом удалось найти умелого мастера резьбы по дереву, и как они с Широичи по очереди позировали для новой статуи. Хотя храм был и отреставрирован, и окружен молодыми вишневыми деревцами, популярности это ему почти не добавило, и он по-прежнему оставался тихим и спокойным местом.
Невидимый для людей китсунэ сидел на крыше святилища, позволяя ветру безнаказанно трепать свои длинные волосы и роскошный мех. Это был максимум отпущенной ему свободы. Хотя данный факт его больше не волновал, потому что через несколько лет он навсегда покинет это место, чтобы никогда не вернуться. А что такое пара лет по сравнению с отпущенной ему вечностью? И тогда будут новые лица, новые развлечения, новые истории, счастливые, как эта, или кровавые, как его любимые сказки. Все дороги этого мира открыты перед ним, и судьбы сотен тысяч людишек находятся в его руках...